США • 2010, 2018, 2022	Мир путешествий и открытий
Американская "Императрица" русского искусства	Альфред ТУЛЬЧИНСКИЙ

Москва, 1937 год, 10 октября. Посол Соединенных Штатов Америки в СССР, мистер Джозеф Дэвис (Joseph E. Davies), пишет письмо брату в далекий Коннектикут:

«Дорогой Джеймс, сегодня большой прием в Кремле, но я уже волнуюсь, пора собираться, а моя дорогая Марджори где-то ходит в поисках нового объекта своей любви – шедевров русского искусства. Я ее просто не узнаю, она кажется помешанной на своем новом увлечении. Хотя во многом я могу ее понять, ведь я и сам только тут, в России, увидел и осознал, насколько уникально то, что создают и создавали в этой стране. Время сейчас тревожное, а Марджи бесстрашно и без охраны ходит всюду – по торгсинам, забирается даже в разрушенные церкви в поисках шедевров. Вот что такое страсть! Я никогда не пойму страну, где шедевры можно найти даже в развалинах. А в остальном...».

Как же вышло, что уже немолодая (50-летняя!) американка внезапно «заболела» русским искусством, и вообще – кто она, жена посла Дэвиса, Марджори Мэриуэзер Пост (Marjorie Merriweather Post)?

Если вы сегодня захотите увидеть место, где находится самая большая вне границ государства Российского коллекция шедевров русского и связанного с Россией искусства, то это, безусловно, Хиллвуд (Hillwood), имение Марджори Пост, расположенное в богатом пригороде Вашингтона.




В России об удачливых говорят, что они родились в рубашке. В Америке это звучит чуть иначе: she was born with a silver spoon in a mouth, то есть она родилась с серебряной ложкой во рту. Если так, то Марджори Мэриуэзер Пост родилась с пятью «ложками», причем, платиновыми.

Первой «ложкой» был ее отец, один из богатейших бизнесменов Америки, основатель «Постум» – первой в США компании по призводству искусственного кофе и целой индустрии «сириэлз» и «замороженных» продуктов. Остальные «ложки» в жизни миссис Пост– это уникальная коллекция из четырех мужей, каждый следующий знатнее и богаче другого. Но какими бы ни были привходящие люди и обстоятельства, главной «виновницей» своего немыслимого по размаху счастья и богатства была, все-таки, сама Марджори.

Марджори Мэриуэзер Пост родилась в 1887 году в Чикаго, в семье очень богатых людей. Ее папа, мистер Чарлз Пост, выковал семейное богатство, создав первый в мире искусственный, растворимый кофе (его так и называли Постум-кофе), хлопья овсяные и кукурузные, и изобрел то, что станет навсегда излюбленной американской едой – frozen food, замороженные продукты долгого хранения. Фирма «Постум» была не просто бизнесом, это была крупнейшая пищевая империя США.



Взгляните на любой портрет Марджори (не важно, в какую пору ее жизни он был написан!), и вы без труда увидите и поймете, что перед вами – натура потрясающей энергии, рожденная быть лидером, в какой бы среде они ни оказалась.



Одна из родственниц Марджори как-то вспоминала, что близкие были уверены: девочка родилась не просто лидером, начиненным огромной волей и энергией, родилась не только в «воинском чине», но и с боевым опытом хорошего генерала. Ко всему она была еще и единственным ребенком в семье, что помогло среди роскоши дома вырастать супер-эгоисткой.

Мало этого, она еще смолоду была очень хороша собой, и найти в Америке в конце 19-го века женщину с таким букетом качеств было, конечно, трудно. Марджори была настолько уверена в себе и дальновидна, что уже к восемнадцати годам знала, что займет достойнейшее место не только среди американского бомонда, но и в серьезной американской истории. И заняла! Так что «императрицей» ее не без зависти признали и называли во всех высших кругах страны.



Девочке не нужно было учиться, она была с детства начитана и постигала с ранних лет лишь одну, главную для себя, науку – систему управления папиной империей. Заодно отец привил ей интерес к собиранию произведений искусства. В те годы у богачей Америки были модны так называемые «гранд-туры», когда вся семья один или два раза в год вместе с челядью отправлялась в Европу на несколько месяцев. Папа был увлечен собиранием староанглийских шедевров, которые дочери были не по душе, зато там, в Европе, Марджи, как ее звали дома, присматривалась к миру искусства и «подбирала» себе тему для будущих коллекций.




Жизнь миллиардеров только издали кажется ясной и нескончаемо яркой, Марджори поняла это в тот трагический момент, когда в кабинете отца раздался выстрел, – он покончил с собой после нескольких лет пребывания в неизлечимой депрессии. Был 1914 год, дочери двадцать семь лет, и она становится президентом отцовской фирмы, где ее твердая рука и крепкий ум сыграли свою большую роль – и для бизнеса, и для самой президентши.




К тому времени она была уже девять лет замужем за банкиром Эдвардом Клоузом (Edward Bennett Close) из Коннектикута. Вот уже где, как на ладони, видна действенность знаменитой американской поговорки о том, что деньги идут к деньгам. Ее старшая дочь Аделаида вышла позже замуж за банкира, а вторая дочь, Элеонор, сочеталась браком с известным режиссером Престоном Стурджисом. Брак Марджори с Клоузом продержался довольно долго – четырнадцать лет, потом последовал развод, который тоже пошел Марджори лишь на пользу, она поняла, что и этот процесс в среде супербогатых людей – еще один верный путь к успеху. Главное – не останавливаться на пути вверх и никогда не терять свои житейские ориентиры!

Собственно, с мистера Клоуза и началась ее главная «коллекция» – собрание мужей, каждый из которых не только усиливал денежную мощь Марджори, но и поднимал ее все выше по социальной лестнице...

Не прошло и года, как она вышла замуж снова, на сей раз за одного из крупнейших финансистов Америки, Эдварда Хаттона (Edward F. Hutton). Он успешно заменил жену на посту главы ее фирмы «Постум Сириал», потому что у Марджори тогда уже были новые интересы, она увлекалась коллекционированием французского декора. Любое увлечение, будь то искусство или мужчины, немедленно перерастало у нее в бурную страсть. К искусству она была сердечно привязана до последних часов жизни, тут требовались лишь ее деньги и вкус, а вот с мужчинами было сложнее...

1935 год принес ей новый развод, о чем она никогда не жалела, как и о первом. Польза от второго брака была несомненной – Хаттон укрепил ее фирму и стал отцом ее третьей дочери, Недении, ставшей известной в Америке актрисой с псевдонимом Дина Мерилл.

Читатель уже наверняка догадывается о том, что было после развода. Правильно, после развода Марджори нельзя было сбавлять темп жизни, поэтому без промедления нужен был... новый муж. Им стал знаменитый вашингтонский адвокат Джозеф Дэвис, человек не только богатый, влиятельный, но и приближенный к особе президента страны, Франклина Д. Рузвельта. Был в Америке такой обычай: избранный президент часто щедро расплачивался с теми, кто помогал ему занять Овальный офис в Белом Доме. Дэвис дал на выборную кампанию Рузвельта так много денег, что президент назначил его в знак благодарности... послом в Советский Союз. Юриста – в дипломаты? Да еще в Советский Союз, остававшийся в те годы для Америки тайной за семью печатями?

Рузвельт знал, что делал: Дэвис был умным и проницательным человеком, и при правильных инструкциях мог прекрасно исполнить свою работу даже в сталинской России. Приехать со своей миссией в Москву Джозеф Дэвис и Марджори смогли лишь к самому концу 1936 года. К этому времени Марджори было уже пятьдесят лет, время, не самое лучшее для любых начинаний. Но это можно сказать о любом человеке, только не о Марджори счет годам пока не имел для нее никакого значения. Тем более, что именно там, в Москве, она «заразилась» одной из самых важных и прекрасных болезней всей ее жизни – коллекционированием произведений русского искусства.

Мы говорим о жизни знаменитейшей американки, пытаемся угнаться за ее личными делами и проблемами, – как бы при этом не забыть нечто важное...

Марджори знали в стране не только по ее фирме и мужьям, она еще славилась как хозяйка многих имений и шикарнейших домов. Первый из знаменитых был дом на берегу океана в Гринвиче, Коннектикут, затем ( с Хаттоном) она приобрела просторную виллу на Пятой авеню в Манхэттене, а затем – имение Мар-А-Лаго в Палм Бич, Флорида, долгое время считавшееся самым крупным жилым домом в Америке: 115 комнат, 110 тысяч квадратных метров полезной площади, гольф-корт на девять лунок, теннисные корты, свой театр... Не забудем еще и «Топридж», громадное имение в Адирондакских горах недалеко от Нью-Йорка. И, конечно, – ее яхту «Морское облако» (Sea Cloud), считающуюся до наших дней одним из самым больших парусных частных судов в мире...

С третьим мужем-послом они построили сначала имение на Лонг Айленде под Нью-Йорком, а потом – дом в Вашингтоне, и каждый из ее перечисленных здесь домов был полон произведений изумительного декора, в основном, французского. Переехав в Нью-Йорк, Марджори Пост заняла равное место в облаках социальных сфер среди таких гигантов, как Фрики, Вандербилты, Уитни...

В свое время, в возрасте около сорока лет Марджи по совету знаменитого арт-дилера сэра Джозефа Дювина пошла на несколько месяцев... учиться на арт-курсы в Метрополитен музей... Дювин был непререкаемым авторитетом в мире искусства, это он помогал создать крупнейшие собрания шедевров мирового искусства таким корифеям-коллекционерам, как Фрик, Рокфеллер, Меллон... Но даже Дювин не мог убедить Марджори полюбить и начать собирать живопись старых мастеров... Она любила историю, и в ее душе пока могла уместиться лишь Франция с ее великолепным декором, на который Марджори тратила миллионы и миллионы.

Москва конца 1936 года была совершенно непостижима для Дэвиса и Марджори. Казалось бы, посол великой державы, диктовавшей миру в те годы многие правила и законы, мог жить и заниматься дипломатией без попыток разобраться в образе жизни советского государства, фактически делавшего почти первые шаги... Дэвис был первым из трех мужей Марджори, совершенно не разделявшим ее страсти к коллекционированию. Ему нравилось жить в их вилле в Манхэттене, переполненной мебелью и предметами французского декора, но помогать жене в истинной охоте за ценностями он отказывался. Вот тут-то Москва и стала местом где Марджори начала заполнять их посольскую квартиру русским антиквариатом, в Дэвисе вдруг зазвучали струнки сопонимания, ему передался интерес к делу, которым была поглощена жена.




Конечно, он боялся за свою бесстрашную половину, когда в мрачной, погруженной в пучину страха, Москве она почти каждый день с раннего утра отправлялась «на охоту», как выражалась сама Марджи. Вечерами, когда она раскладывала перед мужем то, что покупала или находила, он часто приходил в состояние восторга, ведь раньше он видел предметы искусства лишь на стенах богатых домов или в музеях. А тут... он брал в руки фарфор или икону, и понимал, что у него в руках не просто шедевр искусства, а во многом – частица истории страны, с которой он, дипломат, имеет серьезное дело. Иконы, сервизы и многие вещи из коллекции царской семьи, портреты и графические миниатюры, одежды с золотым шитьем, все это раз за разом уходило из Москвы в Америку с дипломатической «почтой». Чем дальше росло число приобретенных вещей, тем больше рос в Дэвисе «дух вещизма», тем сильнее он мечтал увидеть все это в комнатах своей виллы. Марджори поражалась метаморфозам, происходившим с мужем на ее глазах, но истинную цену этой, возбужденной ею же, страстью к накопительству она узнает лишь через двадцать лет, когда придет время их развода.



А пока она старалась не думать о муже, с ним было все в порядке, ее душой целиком завладели и роскошные предметы, окружавшие ее теперь в московском доме, и – еще больше! – те шедевры русского искусства, какие она уже заранее «видела» в своем собрании. Нельзя сказать, что она постоянно вела в Москве поиски вещей для коллекций лишь в комиссионных магазинах, на свалках или в развалинах церквей, иногда она получала и ценные подарки, – Кремль старался показать заокеанским гостям свое гостеприимство.

Однажды жена В. М. Молотова, Полина Жемчужная, сопровождала ее по залам музея фарфора в подмосковном Кусково, и, заметив, что Марджори Пост-Дэвис понравилась какая-то ваза, сказала ей, что впереди – сюрприз. Когда они покидали музей, мадам Жемчужная вручила Марджори большую коробку, в которой лежала хорошо упакованная... ваза, изготовленная в 1836 году на Императорской Фарфоровой фабрике под Санкт Петербургом. Та самая, из музейного фонда...



Конечно, зная американо-советскую ситуацию, Марджори не могла тягаться в одиночку с титанами обменного бизнеса, например, с Армандом Хаммером. В то самое время, когда Америку в Москве представлял муж Марджори, Арманд Хаммер регулярно вывозил из России произведения искусства... тоннами. После самой первой сделки (середина 20-х годов) с правительством СССР, когда за миллион пудов американской пшеницы он вывез из Петрограда тысячи предметов искусства, рядом с которыми в трюмах американских пароходов лежали тонны кож, щетины, икры, кустарных изделий, папирос... Дальше – больше: братья Хаммеры, Арманд и Виктор, открыли первый в Нью-Йорке магазин по продаже художественных изделий из СССР с филиалами в Лондоне и Каире. Арманды были торговцами, их мало интересовало чистое коллекционирование, им нужна была «товарная масса». У Марджори было гораздо больше денег, чем у Хаммеров, она не хотела с ними конкурировать, ведь она была совсем из другого мира – ее не интересовала торговля, она мечтала о собственной, первоклассной коллекции.

Из секретных донесений мужу она прекрасно знала о том, что Кремль тайно дал команду на вывоз тысяч выдающихся произведений искусства из самых разных музеев Советского Союза, знала, что лишь в Москве собраны и готовятся к заграничным распродажам тонны шедевров (многое, включая декор и ювелирные изделия, шло валом, их считали в тоннах!), поэтому и надеялась купить многое вне России, чтобы избавить себя от проблем с вывозом и доставкой домой, в США.



Из двух лет, в течение которых Дэвис пребывал на посту посла, Марджори была с ним почти год, ведь в США оставались дети, несколько домов-имений и уже собранные коллекции... Но она покинула Москву с самым большим приобретением – засевшей в сердце неизбывной любовью к русскому искусству и ремеслам, к русским мастерам, создававшим шедевры, о которых пока еще так мало знали в остальном мире.

Марджори прекрасно помнила, что самой первой знаменитой женщиной – коллекционером была ... Екатерина Великая, затем – королева Шарлотта, Мадам дю Барри, а дальше место в самом престижном списке она справедливо оставила для себя. Затем шли имена Изабеллы Стюарт Гарднер, Пегги Гуггенхейм, Имы Хогг, Барбары Хаттон... И чтобы уверить всех, что она достойна быть среди самых выдающихся мировых «коллекционерш», Марджори дала себе слово – отныне не пропускать ни одного аукциона на Западе, ни одной крупной распродажи, где могли продаваться предметы русского искусства. Для этого она наняла целый отряд экспертов, которые скупали для нее многие, рожденные в России шедевры.

Но шли годы, отношения с Джозефом Дэвисом все больше охлаждались, и, наконец, в 1954 году он подал на развод. Чтобы ускорить процесс, Марджори решила без больших споров оставить ему Нью-Йоркскую виллу со всеми коллекциями... Дэвис был счастлив – ведь в их нью-йоркском доме находилось почти все, что привезла Марджори из СССР. Он ликовал, она была в шоке, но мы помним стальной характер этой женщины, не признающей в жизни никаких поражений. Пропало? – Бог с ним, решила она, я буду искать замены всему, что потеряно. И искала. Не следует думать, что Марджи лишилась всего, что было собрано за несколько десятилетий. Оставались ее колоссальные собрания французского декора, да и Дэвис, пораздумав, решил ради сохранения своего лица вернуть ей половину русских шедевров.



Тут уже перед ней встал вопрос о том, где, наконец, осесть, где держать все собранное? Недаром же в высшем свете ее не без зависти называли «американской императрицей», и раз так, то местом своего нового жительства она выбрала столицу.



В том же, 1955, году она купила громадное поместье на Северо-Западе Вашигтона и назвала его по имени своего имения в Коннектикуте, «Hillwood», Хиллвуд. Дом с просторным парком был построен еще в 20-е годы, и Марджори пригласила группу архитекторов и строителей из Нью-Йорка, чтобы те полностью перестроили его и превратили в дом, где бы хватило места для всех ее сокровищ, старых и будущих...




Шел тогда «императрице» уже 69-й год... Но она никогда не думала о возрасте, как о помехе в делах и часто меняющихся страстях, и шла вперед, не оглядываясь. Когда дом был готов принять коллекции, она поняла, что и его не хватит, дабы достойно представить все собранное. Появилось еще несколько небольших зданий и даже «Дача», деревянный сруб, очень похожий на старорусские деревенские строения.



Каждый раз, когда я бываю в доме-музее Марджори Мэриуэзер Пост, меня не покидает мысль о том, как жалко, что гуляющие по залам и комнатам дворца американцы не могут полностью оценить и ощутить прелесть и историческую ценность того, что когда-то было исполнено в России. Им гораздо понятнее бесподобный по красоте гарнитур из спальни Людовика 16-го, бюсты Наполеона или столик Марии Антуанетты, гобелены из Франции и Бельгии, итальянский и немецкий фарфор.




Что ж, каждому свое! Но любой посетитель дворца, если он родом из России, наверняка будет любоваться сотнями уникальных произведений русского искусства, возможно, даже больше, чем любовалась ими когда-то хозяйка дома и сотворительница этого великолепного собрания русских шедевров.



Вы входите в главное фойе с чудесной лестницей и, стоя под громадной хрустальной люстрой, принадлежавшей Людовику Шестнадцатому, оказываетесь окруженными множеством портретов царей и императоров России – от Петра Первого до Николая Второго. Среди всех явно выделяется очень крупный парадный портрет Екатерины Великой, принадлежащий, как полагают эксперты, кисти Дмитрия Левицкого, хотя многие продолжают считать, что к портрету «приложил» руку и талант другой выдающийся русский художник, Рокотов.




Портрет был написан в середине 80-х годов 18 века и был подарен императрицей своему амстердамскому банкиру Генри Хоупу в 1788 году в знак благодарности за то, что он помог золотом Екатерине во время русско-турецкой войны. Нет сомнения в том, что Марджори Пост считала (не без основания) что у нее и Екатерины Великой были близкие по накалу и масштабам амбиции. Екатерина стала для Марджори не просто символом власти, но, прежде всего, символом Женщины, великой и всемогущей. Не по той ли самой причине она велела расположить на парадной лестнице виз-а-ви к портрету императрицы образ княгини Дашковой, ученой, энциклопедистки, первой русской женщины, ставшей членом Американского Философского общества в конце 18 века.



Рядом с изображением Дашковой вы видите изумительно красивый сервиз из двадцати предметов с явным эротическим «настроем», подаренный Екатериной Второй фавориту, графу Григорию Орлову, в то время, когда их связь еще казалась очень прочной. Этот сервиз Марджори купила в Париже, как раз по дороге домой из Москвы в конце 1937 года.



Если в домосковские годы Марджори не слишком увлекалась чтением книг по истории искусства или по истории вообще ( где найти на это время бесконечно занятой женщине?!), то после недолгой, но исключительно важной для нее, московской жизни, она, понявшая теснейшую связь русского искусства с историей страны, начала жадно изучать все, что касалось России. Душа Марджори всегда была «полем битв» проблем женских, семейных, деловых, социальных. Вот почему она искала и часто находила в истории России и ее искусства удивительные параллели со всем тем, что касалось ее самой. Ее поражали образы многих русских женщин, ставших героинями произведений великих художников, например, княгини Юлии Самойловой, пожизненной любви Карла Брюллова. Художник написал два портрета своей возлюбленной, и Марджи дала команду своим экспертам «выследить» работы Брюллова, и, представьте себе, в 1965 году самый главный брюлловский портрет Самойловой был куплен в Италии.




Когда кто-то из советников рассказал ей, что российская знаменитость, художник Константин Маковский, по слухам знатоков, мог быть внебрачным сыном... Карла Брюллова, Марджори велела начать охоту за одной из самых знаменитых картин Маковского «Боярская свадьба 17 века», за которую художник получил на выставке в Брюсселе (1885 год) Большую золотую медаль и орден короля Леопольда. Сказано – сделано: как в русской сказке про «щучье веление», картина была куплена на одном из аукционов в Париже и в конце 60-х годов оказалась в имении «Хиллвуд» под Вашингтоном. Когда Марджори Мэриуэзер Пост уже готовила дом и коллекции к новой, музейной жизни, она велела повесить оба полотна в павильоне друг напротив друга. И вот уже почти полвека графиня Юлия Самойлова «смотрит» на Юлию Маковскую, изображенную трижды на «боярском» полотне...




Две части коллекции – французская и русская – вызывают у каждого разные интересы, но главное – то, что сама хозяйка «Хиллвуда» каким-то чудным образом сумела найти достаточно любви для каждой из них. Хотя последние полвека она больше тяготела ( и больше тратила денег) к произведениям, родиной которых была Россия. Только в «Иконной зале» хранятся более четырехсот шедевров, из них свыше восьмидесяти – работы мастеров фирмы Фаберже, включая два знаменитых пасхальных яйца, подаренных Николаем Вторым своей матери...




Знатоки творчества Марджори Пост ( а коллекционирование это – особый вид творчества!) отмечали ее необычный, изощренный подход к главному вопросу: купить или не купить? Например, на работы фирмы Фаберже она обратила внимание не потому, что он был главным поставщиком ювелирных изделий ко двору Российского императора, а потому, что Фаберже изначально прославился как... автор первых сверхдорогих изделий с секретами или сюрпризами. Как-то она была поражена, узнав, что в Зимнем дворце возле Церковной лестницы была курительная комната, где каждый день в одно и то же время собирались мужчины из семейства Романовых, чтобы похвастать друг перед другом новым портсигаром от Фаберже (обязательно с новым секретом!). Мало этого, дорогие портсигары по семейной традиции нужно было часто менять. Если это были пасхальные яйца, то самыми знаменитыми становились те, внутри которых прятался сюрприз или секрет. Яйцо «Екатерина Вторая», которое мы видим в иконной комнате, имело внутри золотую фигурку императрицы, которая при открывании дверцы «выезжала» на своем троне...







Невозможно отвести взгляд от усыпанной бриллиантами короны последней императрицы Александры, от икон 16-18 веков с драгоценными и роскошными по исполнению окладами фирмы Овчинникова и того же Фаберже, от фарфрорвых сервизов, посвященным русским орденам Святого Андрея Первозванного, Святого Георгия и Александра Невского, от феноменальных нарядов (золотое шитье!) высших чинов Русской церкви, от коллекций орденов и табакерок, фигурок «русских типов», церковных золотых чаш, люстр (включая и принадлежавшую Екатерине Великой, висящую в «Утренней» комнате, где хозяйка обычно завтракала с видом на прекрасный парк)... Всего не перечесть! А главное – что до последних активных дней своей жизни Марджори Пост жадно искала пополнений в свою русскую коллекцию, и собрание это стало не просто музейным, не просто красивым набором изящных вещей, а хранит удивительный, настоящий Русский Дух.





Конец 60-х. Марджори Пост уже отпраздновала свое 80-летие. Казалось бы, можно чуть сбавить «обороты» жизни. Ни за что! Незадолго перед юбилеем отгремел в семье скандал, устроенный дочерьми своей несгибаемой маме, которая... захотела выйти замуж в пятый раз. Ее суженым чуть не стал 58-летний адмирал, высокий чин из военно-морского министерства США. А ведь лишь недавно, в 1964 году, она развелась с мужем номер четыре, мистером Гербертом Мэем, владельцем крупной сети универмагов, оказавшимся... гомосексуалистом. Каждый раз, выходя замуж, Марджори гордо добавляла фамилию мужа к своей, но как только они развелись с Мэем, она, облегченно вздохнув, официально вернулась к своей девичьей, Мэриуэзер Пост. На этом была поставлена точка.



Марджори уже не покидала инвалидное кресло, тело резко сдавало, и лишь дух казался незыблемым, за семь дней до кончины в 86 лет она приобрела... 42-местный самолет.



«Каждый раз, – говорила она своей старшей дочери, – когда мне становится хуже, я отправляюсь в самое лучшее путешествие, в мир своих коллекций. Искусство – вот что снимает с меня любую боль!»...



Она, конечно, права, если есть настоящий «лекарь души», то это, прежде всего, искусство – настоящее, полное изящества и смысла, духа и истории, знаменитых и разных имен людей, создавших своим гением бессмертные произведения. Именно такими произведениями полон «Хиллвуд», замечательное место, где с такой любовью тщательно собрана чудесная коллекция шедевров, родина которой – Россия.



Если вы когда-нибудь будете в Вашингтоне, постарайтесь побывать и здесь. Но не забудьте, билеты в «Хиллвуд» надо заказывать за несколько месяцев до приезда в Вашингтон, такое уж это уникальное место на карте Америки, страны, бережно хранящей еще немало самых разнообразных сокровищ из России. О них – наши следующие рассказы.

Нью-Йорк, 2018 год