LYDSI Клуб Путешествий Альфреда и Лидии Тульчинских
Наш e-mail: lydsitravel@gmail.com Наш телефон: (347) 733-2994
США, Нью-Йорк • 1993
Всё о Вилли ~ All about Willy
    “У нас на Брайтоне весёлая погода”
Альфред ТУЛЬЧИНСКИЙ
   Книга-альбом о жизни и творчестве Вилли Токарева
   Секрет популярности

Человек придумал песню. Эта популярная строка из давнего шлягера меня устраивает только наполовину. А все потому, что эта книга – о человеке, у которого с песней необычные отношения: не только он придумывает песни, но и песни “придумывают” его самого... Он живет с ними, в них, с их героями, живет в реальном мире и одновременно в его зеркальном, песенном отражении.

Песни пишут очень многие. Даже у нас, в Нью-Йорке. Наверняка есть какие-то люди, которые пишут замечательные песни. Но большинство из них мы не знаем, в этом и кроется загадка. Авторы “домашних” песен, так и не добравшихся до своего слушателя, наверняка мечтали стать заметными, может быть – знаменитыми, они мечтали дать большую жизнь своим песенным детищам... Они хотели и хотят быть кому-то интересными, но ничего не выходит. И многие сдаются, так и не став “звездами”. А тех, кто ими становится, – лишь единицы. Моя книга – об одной из наших звезд, Вилли Токареве.



Что такое звезда? Кто имеет право на это лестное звание? Все очень просто: если тебя соотечественники узнают на улицах в каждом городе Союза или Америки, если в каждом доме есть твои записи, если твои песни на слуху, если ты популярен у журналистов и общий вес написанных о тебе рецензий приближается к твоему собственному, значит ты – “ЗВЕЗДА”. Какой величины? Это уже дело вкуса публики, ведь, в конце концов, именно она решает судьбу твоего УСПЕХА. Говорят, что известный человек – это тот, кого толпа знает и по имени, и в лицо. Говорят, что популярный человек – это тот, кто нравится очень многим. Популярен тот, кто вызывает приятные эмоции. Домыслы коллег о певцах не в счет – ведь каждый успех можно и просчитать, для этого есть обычная статистика.

У нас в Америке амбиции людей часто растут пропорционально материальному благополучию. Или – наоборот! – растут непомерно из-за несостоявшегося материального благополучия. Слово “богатый” здесь ничего не значит, ведь каждый понимает его по-своему... У нас невозможно сказать, кто из профессионалов (в любой области) лучше других. Невозможно потому, что термин “ЛУЧШЕ ВСЕХ” в Америке непригоден – слишком много субъективных мнений. Зато у нас можно запросто сказать, кто из профессионалов успешнее других. Возьмем двух врачей. Кто из них лучше? Никто не знает, потому что тот, кому один из них помог, считает врача “богом”. Другому не помог, тот в оценке находит иные эмоциональные “краски”, почернее. А вот кто из двух врачей успешнее, сказать очень легко: если к одному приходит больше пациентов, если он честно зарабатывает на своем бизнесе больше денег, он, конечно, успешнее. Вот и вся оценка!

То же можно сказать и о людях иных специальностей. О певцах, в том числе. Если к одному в ресторан, где он поет, приходит больше народу, если он продал больше кассет или пластинок, значит он, безусловно, успешнее. Дал больше концертов в других городах или странах – еще успешнее. Другие критерии уже не нужны! У нас все просто, но жестко и справедливо – здесь никого нельзя обмануть и ни за кого нельзя себя выдать. Певцы у нас – как проповедники, к ним идут за душевной пищей, за песней, за настроением. У каждого свой “приход” – ресторан и свои “прихожане”. Верные, надежные, помнящие все успехи и неуспехи. Умеющие щедро платить за свое настроение и не помнящие зла. Вот почему уход певца из ресторана, который мы, русские американцы, часто используем как клуб, – печальное событие для его почитателей. Вилли никогда НЕ УХОДИЛ!

Эта книга – особого рода. Я могу, например, привести сказанные о Вилли слова выдающегося российского музыканта Анатолия Кролла: “В чем секрет необычайной популярности Вилли Токарева? Конечно, тут и талант, и обаяние, и острота музыкальной мысли, и удивительная наблюдательность. И все это воплощено в его песнях, этаких музыкальных мини-повестях... Личная сопричастность каждого из нас к его песням создает атмосферу музыкального праздника. И мне, его первому музыкальному руководителю (а это было 26 лет назад), приятно видеть все тот же молодой задор, все то же неиссякаемое желание творить и доставлять людям радость”. А могу поместить лишь одну фотографию, на которой изображены Токарев и Кролл, и вы сразу почувствуете теплоту их отношений, увидите многое из того, что сказано в полусотне слов.


~ Анатолий Кролл и Вилли на концерте в Ленинграде. 1989 г. ~

Поэтому я поместил в своей книге-альбоме больше ста фотографий, и каждая из них выразит, скажет вам о Вилли не меньше, чем сказали бы многие слова. Каждая фотография – остановленное мгновение его напряженной и очень счастливой жизни. У него, как и у каждого, свое понимание счастья, свое воплощение или недовоплощение его.

Мы знаем друг друга много лет, я наблюдал Вилю на самых разных этапах его жизни и настроения. Вот почему я на правах Товарища и его самого искреннего Доброжелателя могу сказать о нем: Вилли на самом деле счастлив тем, чего достиг и чём наполняет свою жизнь.

А жизнь его была довольно сложной. Детство, проведенное на Кубани, юность, – в Ленинграде. Музыкальная молодость, начавшаяся в музыкальном училище. Кстати, многие поражаются, узнав, что Виля начинал играть и был очень успешен на совэстраде как контрабасист. Его знала и любила публика в Ленинграде и Мурманске, где он “задерживался” дольше, чем в других городах. Он играл в составах с лучшими музыкантами и певцами. Отдавался музыке неистово, потому что личная жизнь не выходила такой, как мечтал...

И в Америку попал 19 лет назад уже сложившимся, очень требовательным к себе музыкантом. Что он знал об Америке? Ровным счетом ничего, кроме, конечно, имен и репертуара великих джазменов. Пришлось начать вторую жизнь! Вернее – выживание! Потому что в первые годы в Америке он не мог жить, думая только о музыке. Чаще приходилось думать о куске хлеба. А чтобы его добыть, он прошел через адову работу таксистом, пробовал и другие профессии. Хочешь добиться чего-то в искусстве, добудь деньги на ином поприще! – таким был закон нашего выживания. И он работал одержимо, потому что занятия музыкой требовали денег. Он экономил даже на самом необходимом – нужно было оплачивать студию звукозаписи. Он не мог нанять хороших музыкантов и приходилось все делать самому – слава Богу, хватало таланта... Студию арендовал в ночное время – потому что дешевле. А днем, не разгибаясь, сидел за баранкой. Спал по два-три часа в день. Но если бы он не прошел через это, разве стала бы возможной самая первая из удачных пластинка “В шумном балагане“? Он сочинял песни за рулем, записывал отрывки строк, когда ожидал смены красного сигнала светофора на зеленый. Он сам был поражен, когда узнал, каким успехом стали пользоваться эта пластинка и кассета. Вот тогда и начался “бум” Токарева. Шел 1982 год. Можно было чуть сбавить темп. Можно было начать отдавать долги.

“Тогда я, кажется, понял, что нужно русским в Америке, – говорил мне как-то Виля. – Большинству из них (не всем!) так трудно жилось, что они находили истинное отдохновение в юморе, иронии”. И правда – лучшим лекарством в те годы, да и сейчас, для нормального человека были шутки над самим собой. Смеяться над своими трудностями может только сильный! И только сильный может выжить в Америке! Я имею в виду не прозябание, а именно ВЫЖИВАНИЕ – достойное, пусть и трудное...

У читателя может возникнуть справедливый вопрос: неужели Вилли, приехав в США профессиональным музыкантом, ни разу не попробовал “пробиться” в местные профессиональные круги? Отвечу: конечно, пытался и даже весьма успешно. Его приглашали играть в разные составы, он мог заработать с ними какие-то деньги. Но кроме чисто музыкальных амбиций была еще и Душа.

Однажды музыкальный редактор одного крупного песенного издательства сказал Вилли такие слова: “Мне нравятся твои песни, ты – хороший музыкант, но...”. И тут же, вместо паузы, завел его в соседнюю комнату, где от пола до потолка лежали горы посылок. “Видишь – это кассеты, присланные нам на прослушивание твоими коллегами. Поверь, многое из пылящегося здесь материала – отличные вещи. Но нет сил их “раскапывать”, и все это так и останется здесь, на нашем “кладбище несбывшихся надежд”. Поверь моему опыту, ты можешь и должен найти слушателя среди своих. У тебя русская душа, и у твоей музыки тоже”...

Так и случилось!

Песня в Русской Америке – особая “пища”. Ею дорожат, от нее никогда не случается Ожирение Души, она вечна и полезна сердцу, как бальзам. Петь хорошо – прекрасно, но это полдела. Петь свое, пережитое, передуманное, отдавать людям чудом сохраненную в Зарубежье задушевность – удача для единиц из десятков пытающихся встать на шаткий путь зарабатывания на Западе русской песней. Вот почему у нас почти нет своих бардов, а если и есть, то малоизвестные. Из известных, даже знаменитых, – один Вилли Токарев.

Его знают в России больше, чем дома. Там он – триумфатор, воплощение незнакомой, манящей, красочной, музыкальной, непонятной Америки. Здесь – это скромный труженик микрофона, супер-профессиональный музыкант и своеобразный поэт, сложная фигура, человек, собравший в себе так много разных качеств, что их хватило бы на целый ансамбль.

Много раз я слышал, как люди говорили: “Ну разве у Токарева поэзия? Это вообще не стихи!”. Его песни отличаются от произведений “глубоких” поэтов точно так, как отличается летний “слепой” дождик от затяжной грозы, как золотистый июньский рассвет от полярной ночи, потому что в лирических песнях Токарева – невероятная легкость бытия, от них нельзя устать, как устаешь от философии больших поэтов. В песнях-сказах Вилли нет проблем, тогда как поэты различают друг друга по степени нагружения мозга читателя проблемами, почти всегда – неразрешимыми (Ах, как умно я написал!)... У Вилли другой жанр, он внимательно смотрит на жизнь, а потом перекладывает на свои песни то, что сумел. И потом – почему вообще он должен с кем-то соревноваться в формальной поэтичности? Споры здесь неуместны, а если кому-то очень хочется поспорить об успехе у людей (не для них ли пишут и поют песни?!), пусть посчитает, сколько вилиных кассет продано и слушают в домах по обе стороны океана. Каждый пишущий в стихотворной форме имеет свое предназначение. Популярность Токарева могла и не случиться. О славе мечтают многие, а он не мечтал, просто делал СВОЕ ИСКУССТВО, которое позже оказалось очень впору массе людей и у нас, в США, и в России, на Украине, везде, где сегодня его имя так широко известно.

Есть на свете вокалисты лучше Вилли? Конечно. Есть поэты, пишущие лучше, чем он? Сколько угодно. Есть ли музыканты талантливее, чем он? Безусловно. Есть ли исполнители с редким, всегда узнаваемым тембром? Да, есть. А есть ли русский человек в Америке, кто бы удачнее, чем Вилли, сочетал в себе все перечисленные мною качества? Нет такого! И не ищите!

Токарев узнаваем с первой секунды. Токарев душевен и прост. Токарев – из тех немногих бардов, абсолютно точно знающих, о чем они поют. Красиво поют! Но будь он и самым распрекрасным певцом, в нашей непростой атмосфере всегда найдется тот, кто скажет: “Ничего особенного! Есть певцы и получше!”. Наверное, есть. Трудно спорить. Зато есть еще одна стезя в его творчестве, где Токарев не только недосягаем для всех остальных, но и уникален в своем роде. Я рад первым заявить о том, в чем уверен: он – историческая личность! “Почему? – Удивится кто-то. – Подумаешь, ресторанный певец с Брайтона!” А потому я считаю его исторической личностью, что он единственный, кто тяжело потрудился, чтобы оставить потомкам нашим переложенную на песенный язык историю эмиграции в Америке последних пятнадцати лет. Газеты и журналы наших дней истлеют, уйдут из жизни далеко не вечные современники, а его песни – я уверен! – будут звучать и после нас, много-много лет спустя. И по ним, а не по высосанным из пальца росказням наших беллетристов, смогут понять “советские” люди, каково было нам открывать и осваивать СВОЮ Америку. За сотнями простых строк из песен Токарева стоит жизнь целого поколения эмигрантов.

Каково было нам начинать свой путь по чужой земле? Хотите знать – слушайте песни Вилли. Каково было ему начинать свой собственный путь к известности? Слушайте его песни. Слушайте и поймете, что писать-то он их начал вовсе не потому, что рвался к звездной славе. Он делал то, что велело ему сердце, делал то, что, может быть, и могли, но не сделали другие. Думаете, он шел с первых песен к будущему Русскому Триумфу? Ничуть не бывало! Он и добился всего только потому, что никогда не тратил душевных сил на суету и зависть. Одни ищут славу и не находят. Других слава ищет сама. Это тех, кто ее достоин. Вилю она нашла. Не сразу, но нашла.

Есть очень древняя мудрость: молодой человек может петь об ушедшей любви, зато скряга никогда не споет о пропавших деньгах. Настоящая песня не может родиться без искренних, чистых побуждений. Бывают и исключения: уверенно говорят, что Михаил Светлов написал “Гренаду” на спор за 45 минут. Я верю в это исключение из правила. Написать настоящую песню ради наживы просто невозможно. Ради наживы песню можно украсть и “перекрасить”. Но людей не обманешь, зритель и слушатель, особенно тот, кто любит песню, вряд ли примет ее, вряд ли пустит в сердце. Создать хорошую песню (даже самую простую на первый взгляд!) так же сложно, как пойти на подвиг. Конечно, и у Вилли бывали моменты, когда песни рождались быстро, под влиянием каких-то мощных душевных всплесков. Но почти всегда рождение песни сродни рождению ребенка. Так же, как мать, беременная ребенком, он вынашивает своих песенных детей. И рожает песни в муках, с любовью к людям, с уважением к своему жанру, к своему имени.

Я долго думал, как назвать жанр, в котором он выступает, в котором пишет свои песни. Думаю, что самым близким по смыслу может быть название ГОРОДСКОЙ РОМАНС. Романс – потому что Вилли лиричен. Городской – потому что он – Сын Города, легко растворявшийся в каждом городе, где приходилось жить. Нью-Йорк – его последняя пристань. Он и здесь свой, как когда-то в Ленинграде или в Мурманске. Не будь он своим здесь, в Нью-Йорке, он ни за что не смог бы написать свои песни, которые – не для снобов, а – для ЛЮДЕЙ.


~ Нью-Йорк. 1989 г. ~

Эх, яблочко!
  Стихи и музыка Вилли Токарева

Большое яблоко – наш город называют,
в нём неприлично быть ни бедным ни больным,
здесь рядом нищие и принцы проживают,
прослыло яблоко великим и шальным.

Эх, яблочко, куда ж ты котишься,
к чёрту в лапы попадёшь, не воротишься.

К свободе рвались мы, пройдя через ОВИРы,
но вот приехали мы в яблочный пирог,
и от свободы мы попрятались в квартиры,
пустить соседа мы боимся на порог.

Эх, яблочко, куда ж ты котишься,
к чёрту в лапы попадёшь, не воротишься.

Жратва и крыша с каждым годом всё дороже
и лишь зарплата не меняется одна,
такая жизнь, что через пару лет, похоже,
я не смогу себе купить стакан вина.

Эх, яблочко, куда ж ты котишься,
к чёрту в лапы попадёшь, не воротишься.

Всё хорошо, но если б в яблоке не черви,
их здесь кишит, как после летнего дождя,
нормальным людям постоянно портят нервы,
ой, нету города достойного вождя.

Эх, яблочко, куда ж ты котишься,
к чёрту в лапы попадёшь, не воротишься.

Здесь медицина продолжает курс победный,
заменят орган вам за несколько часов,
болеть здесь роскошь для богатых и для бедных,
пойдёшь к врачу, тебя разденут до трусов.

Эх, яблочко, куда ж ты котишься,
к чёрту в лапы попадёшь, не воротишься.

Здесь не отыщут и общественных уборных,
что их воздвигнут – это только жалкий трёп,
так повелось в Нью-Йорке, стало незазорным
стоять и писать, словно пёс на небоскрёб.

Эх, яблочко, куда ж ты котишься,
к чёрту в лапы попадёшь, не воротишься.

И мудрецы на нашей солнечной планете
играют бомбами, как будто бы в лапту,
случится так, была земля и больше нету,
нажали просто где-то кнопочку не ту.

Эх, яблочко, куда ж ты котишься,
к чёрту в лапы попадёшь, не воротишься.
       1983 г .



Автор фотографий – Альфред Тульчинский.
Pictures are by Alfred Tulchinsky
All rights reserved – 2024